"С тобой, Лили Марлен..."
......
Я спросила Гермеса. Можно ли считать выход в Мир окончанием последнего испытания. Он ничего не ответил, только посмотрел на меня многозначительно. Но я думаю... Я думаю, что последнее испытание все же лежит между Миром и Дураком. Вселенная и рождение новой звезды.
О этот новый мир.... ребенок увидит его другим.
В нем нет хозяев. Никто больше не определяет его жизнь, кроме него самого..
В нем нет зависимости, удушающих отношений, в которых я чувствовала, как меня загоняют в клетку - или прими ситуацию и подстройся под мои тараканы, или вали. В нем нет оценивания, понукания. Нет страха за будущее. Нет сожаления о прошлом. Нет злости и обиды на предателей. Нет лицемерия и нет самообмана. Нет необходимости кому-либо лгать.
Шейн сказала: я так устала, я не хочу больше этой лжи, этого лицемерия. Мы, черт возьми за этим лицемерием, теряем то, что было больше всего дорого, то, что действительно доставало до самого сердца.
Эта свобода как ледяной ветер, она колет. Но я никогда не смогу променять ее на что-то иное, как бы я не пыталась. Кем я только не пыталась быть, чтобы сохранять и любовь, с свободу, но это как будто попросту невозможно. Я либо ранюсь сама, либо раню других. Поэтому рано или поздно она должна была придти, наорать на меня, и сказать, что достаточно... Я больше не хочу врать, что между любовью и свободой я выберу любовь, потому что это не так, потому что если мне приходится делать это, я чувствую, как оказываюсь в клетке из которой нельзя выбраться. Наверное, это что-то детдомовское нас объединяет -- когда нас заставляют полюбить, мы хотим сбежать. Потому я никогда не пыталась никого заставить остаться, хотя жалела, что не могла даже просить об этом.
Я больше не хочу врать в том, что если меня лишат свободы, я не возненавижу все это однажды -- как бы сильно я не хотела сохранить связь с кем-то. Но если нельзя иначе, я скорее пойду на разрыв, чем останусь там, где от невозможности быть собой, у меня все болит внутри. Я никогда не хотела уходить от тех, кто мне дорог, и единственной причиной всегда было это... Я просто не могла быть собой.
Мне пришлось бы врать одной подруге, что я хочу возиться с ее ребенком и смотреть на их семейную жизнь. Мне пришлось бы врать другой подруге, что я хочу слушать изливания ее "мужика головного мозга", и того как она по-прежнему не может расстаться со своей мамочкой. Мне пришлось бы врать сестре, что у нас есть еще что-то общее после стольких лет, которые мы прожили так по-разному - я в борьбе, а она в страхе. Я наконец-то, после стольких лет, окончательно отвоевала свою свободу, систр, слышишь... Мой бой окончен...
И вот теперь, мне пришлось бы врать другу, который был со мной рядом семь последних лет. Который прошел со мной через боль самого худшего в моей жизни расставания, который был со мной на моем огромном взлете, и поддержал меня, когда я меня заставили упасть. Мне пришлось бы врать другу, о том, кто я, и как я собираюсь прожить свою жизнь. Мне пришлось бы выслушивать гомофобный текст и все эти комментарии о том, что это у меня просто нормальных отношений не было. Мне пришлось бы скрываться, в конце концов. А я больше не хочу скрываться и беречь ближний круг, потому что такие вещи в ближнем круге мне и даром не нужны.
Поэтому, чтобы не скрываться и не выкручиваться, мне стоит просто уйти... и оставить все как есть, в хорошей точке, пока оно не стало превращаться в какую-то чертову драму и не испортило мне воспоминания о этих семи годах борьбы, и о том, как он был рядом, пока я воевала на своем не видимом фронте, до последней капли крови, за свою свободу, свое место, свою честь, своих людей, и за свое имя.
Мне стоит уйти...
Так я и сделаю.
Это было больно и грустно в последний раз, когда он провожал меня на платформе. И это напомнило мне тот момент, когда я сажусь в поезд и еще не знаю, но чувствую, что ухожу. И он мог бы черт возьми, удержать меня тоже, он мог бы сказать хоть что-нибудь, но он даже не понимает, что именно не так, почему именно все происходит так, как происходит, как будто это вне его контроля. Чушь!
Всё в его руках... но он так сконценрирован на своем мнении, так убежден в своей светлой правоте, что не может остановиться, и сказать - черт, расскажи мне, что ты творишь, я же вижу, ты хочешь сказать! Расскажи мне о том, что на самом деле между вами было, расскажи мне, почему ты бежишь от отношений, расскажи как это было, когда тебе разбили сердце во второй раз.
Нет, ему удобно закрывать глаза на очевидное, каждый раз, когда я пытаюсь сказать, что тот, кто разбил мне сердце - не мужчина. Что это один и тот же человек, о котором он слушал сопли два года, задавая одни и те же вопросы, и по-прежнему недоумевая, почему меня так клинит каждый новый раз. В этом вся загвоздка... ему просто неудобно видеть, он просто хочет видеть мир обеленным, закрывать глаза на очевидное. Что возможно, в его святой картине мира, я сделаю брешь, если признаюсь что ко всей прочей моей ебанутости, я еще и с женщинами сплю.
Но я больше не хочу врать, ради Шейн, перевернувшей все с ног на голову... Но рано или поздно это должно было случиться.
- Даш, если где-то есть ведьмы, и где-то есть лесбиянки, то где-то эти два понятия точно пересекаются.
- Ты хочешь найти мне девушку в Москве?
Фен закуривает сигарету.
- Я думаю, она в Питере.
Я молчу какое-то время.
- Ты прав. Она в Питере.
- Давай еще раз ее послушаем?
- Лили Марлен?
- Да.
- Сейчас включу...
* * *
Иногда мне не верится, что все кончилось, но это действительно так.
Когда я вдыхаю этот колкий воздух свободы, мне все еще больно... но это утихает..
Когда-нибудь мы будем петь ту же песню у меня на кухне и об этом даже не вспомним.
А пока... *подкручивает звук в динамике*