...- Значит у него нет твоего слова?
- Нет.
- Почему же?
- Он друг. Не ближний круг. И он должен пройти эту дорогу сам.
- Есть что-то еще, Хеда.
- Есть. Он спасает свою шкуру. От напуган. От него так и разит страхом. Отвратительный сладковатый запах страха. Я чую его, но не в этом дело. Не в том, что он боится. А в том, что он позволяет страху управлять собой.
- Он человек.
- Он человек, который больше не ходит под моим щитом. И если он хочет потворствовать страху - это его выбор. Я не намерена тащить его из болота, которому он сам отдал вожжи. Ему хватило мозгов отнять чью-то жизнь, как он думал, спасая свою. Ему не хватило сил, чтобы встать лицом к лицу и отбить себя у смерти. Малодушие.
- Ты же не будешь стоять против его смерти.
- Нет. Не буду. Как и он не встал бы против моей.
- Так и есть, ведь он друг, не ближний круг. Хорошо, я согласен с тобой.
- Отец жестоко наказал меня, за слова данные не достойным, ты знаешь.
- Есть еще одно слово, которое ты продолжаешь нести как гейс, но оно также дано для недостойной.
- Это твои слова?
- Это то, как я думаю.
- Отец, ты считаешь мой гейс, он для недостойной.
- Алую розу с шипами она дала тебе тогда, три года назад. Чтобы поняла, что значит видеть одну лишь красоту, несмотря на раны, что тебе наносила ее дочь. Но ты должна знать. Гейс наложила на себя Она, не ты.
- Ты считаешь, смерть стирает гейсы?
- Смерть стирает все. Ведь гейс, как и любое слово дан в этой жизни, и не должен переходить в следующую, как и не должен переходить твоим братьям, родственникам, и детям, если таковое не обозначено.
- Нет, это было лишь мое и её дело.
- Смерть сотрет ее. А вместе с тем, все слова, данные ею. Он ведь говорил тебе... чтобы снять свой гейс, ему пришлось бы пройти через это снова.
- Он так впечатлен тем, что было, что вряд ли из-за кривого гейса пойдет на это снова.
Я услышала тебя, отец.
- Суд работает в обе стороны, не только в твою.
- Возврат?
- Возврат. Один большой возврат оставшегося, всем. А ты думаешь, мозги нагреваются до уровня кипения только потому что отмирает, все, чем она была? Нет, тебе это уже и не нужно, ведь от нее только что и осталось, что пара гейсов, да любовь к тем, кого она встречала в той жизни.
- Выходит, я ошиблась в своих ощущениях? Мы не встретимся вновь. Раз это сотрет даже мое слово...
- Быть всегда рядом, да. И всегда принять, если вернется. Но "всегда" ведь длится до смерти, знаешь. Всегда длится до смерти. Ведь ты не можешь принять ее, если тебя уже нет?
- Нет, не могу.
- Что тебя заставляет сомневаться?
- Честь.
- Твоя честь будет чиста, Хеда, как белый лист. И она будет принадлежать лишь тебе и мне. Неужели ты хочешь сохранить свой гейс, если я сам сказал - смерть сотрет все.
- Я не знаю, отец, как поступать в таких случаях, ведь выходит, это обман. Выходит, я тогда ее обманула? Чего стоит моё слово, если смерть может отобрать его у меня.
- Ты не слышишь меня. Я сказал, той, что давала его больше нет... Уже почти ничего не осталось. Скажи мне, Хеда, видела ли ты ее своими глазами, смотрела ли Ты ей в глаза? Эту женщину, перед которой до сих пор отвечаешь. Дала ли бы ты это слово сейчас, будучи собой, обретя своё имя? Отвоевав его у меня в таких мучениях. Своим именем подписавшись, дала бы ты этот гейс перед ней, случись это прямо сейчас? Под моим взором. Сказала бы - "Я своим именем отвечаю за это". За то, что дверь открою, дам крышу над головой, приму, и никогда не откажу в этом. Скажи мне, именем, что я дал тебе, подписалась бы в этом? Да или нет?
- Нет.
- Значит смерть снимет с тебя и это. Ты помогаешь ближним пройти их дорогу, так пусть они помогут и тебе проходить твою. Лишь две просьбы - для жреца и для хранителя. Более не нужно. Ты станешь тем, кем тебе суждено стать. А ее время, время ее людей, ее слов, ее мужчин и женщин, ее жизни - скоро закончится. Это не последний наш разговор. И ты знаешь свою задачу.
- Да. Знаю.
- Мой брат будет у тебя в долгу, знай это.
- Я помогу ему не из-за него, ты знаешь, я не служу ему, и он не мой патрон. Но у нас договор, и нам его крепить.
- Я знаю, что не служишь, потому он и будет у тебя в долгу, просто знай это. Теперь ступай. У нас еще будет время поговорить.
Я дышу ровно. Возможно, даже ровнее обычного.
Похоже, действительно заканчивается целая эпоха.
Но такова судьба. Такова судьба...
Если бы я только знала тогда, в ту темную ночь перед родительским днем, что она придет ко мне с красной розой в шипах, что я дам ей слово, что слово это хозяйка заберет, как и ее жизнь когда-то. Что мы никогда и ничего больше не будем должны друг другу. Что то, что тогда казалось мне смыслом всего - будет даже не третью, а очень малой частью от всей той мясорубки ради того, чтобы отвоевать данное им нынче имя. Но имя рек. И было это окончанием всего... Только тогда давно, я не знала, я думала, ну вот же - смысл так прозрачен, все так очевидно, он привел, он потребовал. Нет, он лишь проверял. И это была даже не треть... не треть его проверки.
Больше не проверяет, больше не испытывает, не за чем, уже и так все видел, уже и так все понял, уже и так все внутренности вынул, пересчитал, перемыл и засунул обратно.
Больше не проверят, потому как то, что за то, что нужно было бы проверять, я теперь отвечаю собственным именем. И этого достаточно, черт возьми, ему достаточно.
Три года проверок. Три года висения на копье. Три года выбивания этой связи. Всего три года мясорубки и он больше не проверяет тебя на прочность и на верность. Больше не проверяет,нет.
Теперь он меня ведет.
@темы:
По следам лисицы,
Текущее